Олесе Науменко
1
Обход я делал, тропкой шёл,
ночному верен долгу,
как обо что-то уколол
свою босую ногу.
Подумав в шутку: «Ёжик, что ль?»,
нагнулся – точно! Ёжик!
Да крупный!
Круглый, словно ноль –
ни мордочки, ни ножек.
А дышит! Иглы – ходуном!
Я раз, другой коснулся,
провёл туда, сюда, кругом…
Но он не развернулся.
Дивился я тому ежу,
и трогал осторожно.
Ведь сколько лет живу, хожу,
не думал, что возможна
такая встреча – Боже мой!
Но, может быть, мой друг больной,
раз дышит эдак? – как прибой,
да и не шевельнулся…
…А он – он спал! во сне сопел
и просыпаться не хотел.
Но всё-таки проснулся
и убежал в свои кусты –
лишь топот я услышал…
Прощай! Желаю, чтобы ты
непойманным был, выжил.
И так приятно на душе
мне после этой встречи!
не знаю, сколько дней уже.
Но знаю, что навечно.
2
«Мы в лесу ежа,
быть может, встретим…»
Из детской песенки
Ребята встретили ежа,
идя по лесу не спеша.
Быстрей позвали весь отряд,
но ёжик этому не рад.
И дети
поняли ежа,
и от колючего клубка
в стороночку, едва дыша,
все отошли… Стоят пока…
И ёж, свернувшись, не спешит
опять продолжить свой маршрут.
Иголки выставив, лежит,
и ждёт… И дети
тоже ждут…
И ждут ежа
ещё дела.
Пошёл. Вслед –
ребятня пошла.
Детей по лесу ёж ведёт,
как будто он – экскурсовод.
И с телефонами в руках,
где фотокамеры следят,
идут ребята в двух шагах,
и лишь на ёжика глядят.
Вот в школу осенью придут,
уже от лагеря вдали,
и сочинения сдадут
о том, как лето провели.
3
Сидели на двухъярусной кровати
девчонки, чуть ли не под потолком.
И в форточку открытую – представьте! –
влетел вдруг шмель!
Тут начался содом:
и визг, и писк, и крики, и метанья,
и всех под покрывалом укрыванье!
(На железнодорожной так платформе
во время разгоревшейся войны,
чтоб не узнал противник в лётной форме
орудия по характерной форме
иль танки, зачехляются они).
Исчезли быстро лица, руки, ноги
при признаке воздушной той тревоги.
Платочком взяв шмеля, что увлечённо
летал, гудел над самой головой,
я выпустил его, и облегчённо
воздушному налёту дал «отбой».
4
Есть девочка в лагере, ей десять лет, –
с лучистой улыбкой, застенчивым взглядом.
Отец где-то скрылся, а матери – нет,
живёт только с сёстрами старшими, с братом.
Без ласки родительской дочка растёт;
жалея её, проводя по порядку
часы музыкальные, думал я: вот
как вырвусь домой, ей возьму шоколадку.
Так дни проходили, сдружились мы с ней,
открытой, доверчивой к миру людскому.
И я в этой смене заполненных дней
наметил свободный, чтоб съездить до дому.
А девочка – ехать мне дня через три –
из тумбочки, рядом стоявшей с кроваткой,
в обёртке цветной что-то вынула, и... –
сама угостила меня шоколадкой.
Слезами глаза мои заволокло.
Хотел отказаться – никак, бесполезно.
Смотрела улыбчиво, прямо, светло.
Я понял: отказ – это будет нечестно.
Но вот – именинника День наступил.
И в этот же день – у неё День рожденья!
Я раньше узнал, – с ней во время общенья.
И куклу нарядную ей подарил.