Таволган… Чем-то сказочным веет на меня от этого слова. Еще в детстве, слушая рассказы матери, я мысленно уносился туда, в лесную даль, где мои предки бочками собирали грибы и ягоды, где они всей семьей проводили недолгие часы отдыха после нелегкого крестьянского труда.
Выезжали в таволган всем селом рано утром. И долго в округе деревни слышался звон пустых бочек на телегах да пофыркивание и ржание лошадей. И, конечно же, округу наполняла протяжная русская песня.
Таволган – это предступье к тайге. Лес, состоящий в основном из осины. Среди почти сплошных зарослей осинника прятались красные, словно кровью налитые, кусты кислицы и малины. Весною лес наполнялся ароматом черемухи, готовившей для людей, а также для птиц и зверья вкусные черные ягоды.
Не знаю, почему так назвали этот лес. Либо от названия растения таволга, либо от
слова «тайга». Оно для меня и сейчас остается
загадкой. И чем старше я становлюсь, тем больше привлекает меня и манит к себе этот загадочный дремучий лес.
Выбрав однажды летом погожий день, выехал для того, чтобы посмотреть места обитания моих предков. Старые названия деревень – Коен, Китерня, Михайловка, Укроп - совпадали с названием речушек, на которых были построены села. Мало что сохранилось от прошлого. Кое-где видны добротные раньше, а сейчас неухоженные «крестовые» дома, да сохранились родники, что являются до сих пор гордостью каждого села. В какое бы селение не заехал, в каждом жители нахваливали свой родник. И вода-то для них была в роднике самая вкусная и самая чистая. Говорили, что летом в роднике самая холодная вода, а зимою она никогда не замерзает.
Смотрю на замшелые деревянные срубы, через края которых бьется хрусталем отливающая вода, и думаю: «Вот так же, наверное, и лет сто назад кто-то с интересом смотрел на эти вечно бурлящие струйки воды, и кто-то нахваливал ее как самую лучшую и. может быть самую целебную воду».
В Михайловке встретился со старым знакомым, Иннокентием Акимовичем, пчеловодом, страстным любителем природы.
Он, с внуком Сашкой запрягал коня.
– На Цветок вот собрался поехать, внуку показать. Хочешь, поедем с нами, трутень тя в нос. – После обоюдного приветствия сказал он.
Цветок – это место среди дремучих зарослей таволгана. Кое-что я слышал о нем раньше, но бывать, там не бывал. По поверью это самое красивое место среди леса, и говорят, если там поместить пасеку, то медом «зальешься». И поместили бы, наверное, если бы подступы к ней были получше, да дорога покороче.
Погромыхивая телегой, втроем проехали через село, расположенное, как пошутил Иннокентий Акимович, на «семи холмах», и как-то сразу очутились, словно в тоннеле, в сыром мрачном лесу. Постепенно дорога становилась более заросшей травою, а лес обнимал ее не только с боков, но и сросшимися макушками сверху. «Вот где, наверное, жил «Соловей- разбойник», - подумал я.
Внезапно лес расступился, и мы оказались перед спуском в довольно глубокий
лог, по низу которого протекала небольшая речушка.
- Привязывай, Сашок, коня. Дальше пехом пойдем,- сказал пасечник. Осторожно спускаемся вниз. Подошли к речушке.
– Ты, знашь, потише будь, хариусами полюбуешься, трутень тя в нос. – Предупредил Иннокентий Акимович. Спрятались мы за кустами и внимательно посмотрим в воду. Я ничего не увидел и спросил: - Где же хариусы?
– То не лестно, что известно, Ты терпеть-то умешь? Вот и жди. Только тихо, трутень тя в нос – сказал Иннокентий Акимович.
Действительно, через некоторое время по дну мелководной речушки осторожно поползли темно-серые хариусы. Шум вспорхнувшей с веток ивняка птицы вспугнул осторожную рыбу, а мы направились к тому месту, что называют Цветком.
Поднявшись по небольшой распадине вверх, оказались на высоком холме. Большая поляна, залитая солнцем, приятно радовала нас после поездки по темному дремучему лесу. Свежий ветерок быстро охладил тело. Вокруг же, по низу, зелеными кудряшками виднелся лес, словно сказочное кружево, спле-
тенное самой Природой.
– Это Цветок, – немногословно поз-накомил Иннокентий Акимович и продолжил: – Здесь он жил, против неба на земле, в непокрытой улице. А вот и его могила, трутень тя в нос. – Я обратил внимание на старую, заросшую травою небольшую яму. Рядом лежали черные, поросшие лишайниками камни, видимо, остатки бани и два холмика могил. В одной из них похоронена собака, а во второй – человек, ни имени, ни фамилии которого никто не знает. И, видимо, не узнает никогда. Его простая, казалось бы, жизнь превратилась в легенду, которую старики рассказывают своим внукам. Об этом-то и поведал мне Иннокентий Акимович.
Задолго до революции, где-то в далекой от Сибири Россеи, жил мальчишка. Воспитывался он в семье священника, который явно желал, чтобы тот продолжил дело, которому посвятил свою жизнь отец. Отдали юношу в духовную семинарию. Окончив ее, молодой священник получил приход в одной из церквей в небольшой деревне. Но вскоре был оттуда выдворен за вольнодумство и неблаговидное поведение. С этого времени начались его скитания по боль-
шим и малым дорогам России.
Не сразу путь привел неудавшегося священника в Сибирь. Так он устроился рабо-
тать на лесозаготовках у одного из капиталистов на Урале. Оценив ум грамотного
парня, промышленник назначил его десятником. Несколько лет работы в этой должности грозили ему каторгой. Дело в том, что священник-десятник, видя, как плохо живется рабочим-лесорубам, приписывал им лишние кубометры заготовленного леса. И когда его обман был раскрыт, сжег весь заготовленный лес и сбежал. Дорога привела его в большое сибирское село.
В этом селе сблизился он с местным попом, но служить в церкви отказался. Поп предложил ему работать на своей пасеке. Несколько лет, пока тот работал пасечником, не принесли попу никакой прибыли. Однажды, приехав в свои владения, священнослужитель увидел пасечника за странным занятием. Рой пчел, вышедший из колоды, кружил над пасечным точком. А пасечник, помахивая руками и какой-то тряпицей, приговаривал: «Кыш, кыш! Милые! Летите туда, откуда прилетели». Пчелы, естественно, покинули пасеку.
- Вот, оказывается, почему у меня нет ме-
да!- вспыхнул поп. Подозвал к себе пчеловода, велел взять колоду пчел и отправляться на все четыре стороны. Так и сделал пасечник. Взял
колоду пчел и пошел. Долго идти не мог, груз велик. Остановился на большой поляне. Место понравилось. Речка рядом. И основал здесь себе жилье.
Жил один, не считая пса. Говорят, умная была собака. Даст, бывало, сумку с деньгами и с запиской псу в пасть и скажет: «Ступай в лавку». Собака бежит в село, а там лавочник ей за деньги по записке продукты положит и отправит домой. Никто не знал имени нового поселенца. Кто-то в шутку назвал его Цветком. Так прозвище и осталось до самой смерти.
Михайловские мужики просили Цветка обучать их детей грамоте. Он согласился, но переехать на жительство в село отказался. Жил своей лесной таинственной жизнью. Зимою два три дня в неделю мужики приезжали за ним, увозили в село, где он в одном богатом доме обучал наукам местных пацанов, и снова уезжал в лес. Вскоре его пасека разрослась до сотни колод. Однако к богатству Цветок не стремился, а мед раздавал бедным семьям и ребятишкам.
Тихо жила Михайловка. Свои общинные
законы были незыблемы для сельчан. Но события семнадцатого года потрясли и ее. Свергли Царя, установили советскую власть. Появившись ненадолго, колчаковцы сбежали
восвояси, оставив после себя пустые обозы да
разоренные крестьянские дворы.
В далеком девятнадцатом году Цветок в лесу нашел полумертвую молодую девушку. Поглумились над ней колчаковцы и бросили. Привез ее домой. Поил отваром только ему известных трав, настоянных на меду. Спас девушку от гибели, и она в благодарность, а возможно, от стыда осталась жить в лесу, чтобы помочь старику скоротать последние годы.
Вначале умерла собака. Схоронили ее около окна избушки. Через полтора года умер Цветок. Схоронив его рядом с собакой, женщина ушла в Михайловку, где и прожила остаток своей жизни.
– Памятник бы ему поставить здесь, – говорю Иннокентию Акимовичу.
– Памятник-памятник…, трутень тя в нос, - бурчит он и складывает над могилой большую кучу камней.
Выслушав необычную историю, возвращаясь домой, я чувствовал в себе странный прилив любви ко всему, чему стал сопричастен в этот день. Видимо так и бывает, когда познаешь жизнь неведомую…
